Двадцать лет спустя

В нашем смехе и в наших слезах, и в 
пульсации вен: Перемен!

Красная, красная кровь - через час уже просто земля,

Через два на ней цветы и трава, через три она снова жива

И согрета лучами Звезды по имени Солнце...

Виктор Цой

19-21 августа 1991 года – я участник этих событий. Даже была награждена нагрудным знаком: «за те дни и ночи, которые Вы провели, защищая по призыву Президента и Верховного совета конституционную власть, проявленные при этом мужество и самоотверженность».

 Депутат Челябинского областного Совета народных депутатов, избранная в марте 1990 года, в ходе единственных на моей памяти свободных от номенклатурного ресурса и давления выборов, 18 августа 1991 года я прилетела в Москву на Конгресс Соотечественников. В наполненную воздухом перемен Москву в августе 91 собрались те, кто верил, делал или хотел помогать делать человеческое лицо нашему новому государству: и Мстислав Растропович, в их числе, и многие-многие другие. Россияне в первом, втором и третьем поколениях, русское зарубежье из десятков стран - американцы, французы, израйлитяне, бельгийцы. Мы все были разных сословий и возрастов, но одинаково чистой и высокой пассионарности.

 Мы собрались обсуждать будущее Отечества, и наши совместные усилия. Конгресс должен был открыться 19 августа в Москве, и в течение 10 дней провести встречи в 6 российских городах. Я привезла свою тему: Экология и ВПК. Военно-промышленный ядерный комплекс на века «наследил» в Челябинской области. 45 лет это было тайной за семью печатями, и я была среди тех, кто вскрывал эти семь печатей, одну за другой. С новым министром экологии Николаем Воронцовым открывалось окно возможностей сформировать новую, честную, основанную на общественном благе и правах человека экологическую политику.

 В день открытия, 19 августа, вместо Конгресса я оказалась в Верховном Совете, тогда это здание уже звали Белым домом. Я пришла туда защищать мою демократию и мое новое государство. Я вошла туда 19 утром и вышла утром 21, после двух бессонных ночей, успев на заседание с опозданием, но открывшегося Конгресса Соотечественников.

 Но, все по порядку. Прилетев в Москву 18 августа, я остановилась у своей подруги в ближнем Подмосковье рядом с Минским шоссе. Рано утром 19-го – звонок из Челябинска от моего коллеги-депутата: у вас в Москве переворот! Будь на связи!

 Включаем радио: «в Москву выдвинуты танковые колонны». Выключаем радио – слышим тяжелый гул с Минского шоссе. В сознании, как ускоренная пленка, пронеслись детские впечатления – Венгрия, 1957, реки крови, террор, ужас. Сначала меня накрыл страх, потом ярость, потом сформировался план. Звоню домой 15 летнему сыну: «родной, если со мной что-то случится, позаботься о маленькой сестренке. Я иду на баррикады, ради вас». Депутатский значок перекалываю на обратную сторону лацкана пиджака, и – в путь. Думаю по дороге, что нужно будет сделать в тот момент, когда в автобус войдут автоматчики и начнут проверку документов или стрельбу.

 Автобус полон, внутри – напряжение и нервное молчание. Едет медленно вдоль военной колонны, растянувшейся по всему Минскому шоссе. Колонна движется еще медленнее. Танки, бронетехника, солдаты сверху. И вдруг – сначала тихий истерический смешок, а за ним громче, и дальше хохот всего автобуса. На обочине стоит сломавшийся бронетранспортер, на ней – беспомощный солдатик. Напряжение спало. Люди заговорили. Мы добрались до Министерства, где работала моя подруга. Я в Москве ориентируюсь слабовато. Она дает мне маршрутную инструкцию – «только не выходи на Манежную площадь». Может, что-то было уже загорожено, не знаю, но меня вынесло именно на Манежную. Толпа. Танки. На танке молодой офицер с пистолетом. Внизу народ. Помню отрывки криков: «Я не собираюсь в вас стрелять! – А зачем ты тогда пистолет вынул??».

 Пробираюсь в толпе, чтобы выйти к Верховному Совету. Ищу глазами хоть какую-то информацию. Как человек, организовавший свои выборы, понимаю важность информации в столь острый момент. В голове пульсирует: «плохо, опаздывают, опаздываю, опасно, быстрее…». Уже на подходе к Белому дому увидела первую листовку на стене – обращение к гражданам России! Дошла! Как региональный депутат влетаю по своему удостоверению. Говорю, послана поддерживать связь с регионом, информировать областных депутатов и защищать демократию. Так я оказалась в эпицентре лишь много позже мною осознанных процессов самоорганизации, участвовала в них, восстанавливала разорванные информационные связи и каналы. Введено Чрезвычайное положение. Все коммуникации отключены ГКЧП, а нужна была поддержка регионов. Чувствовала и понимала, как много связей мы держим в руках, как много событий может пройти через судьбу одного человека, и как важно когда ты понимаешь ценность, и информации, и событий, и направляешь их в желаемое русло.

 Приехал Руцкой. Приехал Ельцин. Из окна Верховного Совета вместе с челябинским депутатом Совета РСФСР смотрю Ельцина на танке. Слышно плохо. Позже, найдя распечатку, перезваниваю в Челябинск и диктую его речь... А дальше – напряжение и ожидание штурма – сначала в 3 дня, потом в 18, в 24… в 3 ночи… Еще днем 19-го пришло сообщение, что у нас есть защита, и часть военных с нами, но их очень мало. Утром 20-го началось движение техники снаружи.

 За прошедшие сутки произошла самоорганизация защитников как внутри, так и снаружи. Российские регионы постепенно наполнялись информацией. Говорили, что самолетами начали пересылать листовки по регионам. Их тексты я начитывала по телефону, в Челябинске записывали, печатали и распространяли. 20-го днем, в нашем штабе уже стало ясно, что Ельцину и его команде оказана огромная поддержка, и не только в уральских регионах.

 Но вокруг было столько неопределенности: кто с нами, кто – против…мы же все – одной крови!

 20-е августа началось с сообщений о перемещениях техники. Напряжение усиливается. К вечеру узнаем о начале движения колонн бронетехники к Белому дому, и о столкновении танков и его защитников. Сообщают о гибели людей на Васильевском спуске. Наступает переломный момент. Еще одна ночь полна тревоги, напряжения и ожидания провокаций. Под утро появляется надежда, что армия на штурм не пойдет, но есть еще группы спецназа и возможны иные провокации... И только к полудню 21-го, после многочисленных переговоров, стало ясно, что мы, отстояли право на принятие решений, на перемены и свободу.

 Был митинг победителей… Но я в нем уже не участвовала, хотя очень хотела. Я была уже на пути на Конгресс. И все же я опоздала на выступление Н.Н. Воронцова, о чем до сих пор жалею, но экологический круглый стол не пропустила, и свою миссию выполнила. И даже две.

Двадцать лет спустя, 19 августа 2011 года, на другом круглом столе, я рассказывала об этих событиях и своем участии в них. Никого из прямых участников этих событий приглашено не было. Хотя эти люди есть, и могли бы рассказать, что реально происходило в те дни в регионе, как здесь все бурлило, какие страсти и силы взаимодействовали, и как мы были активны.

 Рассказывая об этих днях, я упомянула, что мои американские друзья, как оказалось, стояли в наружном кольце Белого Дома. Приехав на Конгресс Соотечественников, они попали на баррикады. А я была в это же время внутри, в самом эпицентре. И это меня до сих пор удивляет. Какая пассионарность была разлита в воздухе, что свела нас в этой точке пространства-времени... А друзьями мы стали много позже – но вот этого я сказать не успела…

 Вопрос молодого раздолбая-пиарщика приземлил меня прямо в лужу современного информационного пространства: и сколько они вам за это заплатили?...

 И имени этого молодого шакала я не знаю, и знать не хочу. Хотя и получила «дружеское» похлопывание по плечу, когда он пробирался на свободное место за дискуссионным столом. Надеюсь, примет мое оценочное мнение, поскольку лучше меня знает современный политический контекст и имя национального лидера, что ввел этот термин в обиход…

 Вот что за 20 лет проделали с нашими детьми, какая тихая, но трагическая лоботомия проведена… и духовная коррозия, от которой мы не смогли их уберечь… Какая горечь…

 Пора, пора все начинать сначала…

Наталия Миронова, 21 августа 2011